Еле приметная тропинка обогнула цветущую полянку и стала спускаться вниз среди тихих и могучих кедров, где, несмотря на знойный полдень, дышалось удивительно легко и свободно. И если бы не посвистывали бурундуки—крошечные полосатые зверьки, многим похожие на белку, то «можно было бы сказать, что мы ступили в вечный и величавый покой.


По мере того как мы спускались все ниже и ниже, редел кедрач, сочная трава с розовыми и синими цветами поднималась, росла на глазах. Вот она дошла до пояса, до плеч и, наконец, скрыла нас с головой. Видимо, здесь встречались утренние и вечерние росы, потому что было совсем прохладно и сыро. С обратной стороны листьев, листочков, веточек и лепестков радостно поблескивали кгіпельки воды. А когда они падали на (идущего впереди Шушиначева, падали на макушку, за ворот, мне почему-то вздрагивалось — они падали маленькими огнистыми молниями.


Ключ, к которому мы вышли, бил из скалистой горы, тонко звенел по огромным мшелым камням, на уровне рдста разбивался, пылил колюче и холодно, и в этой пыли дрожала самая настоящая радуга. Молчали лесистые горы вокруг, молчала солнечная долинка, полная мощи цветущего разнотравья, молчало глубокое небо, и только лишь, он, ключ, играл, говорил, смеялся, да вторили ему своим жужжанием тоненько пчелы, басисто — шмели, невесомо парили стрекозы и бабочки, слетевшиеся сюда утолить жажду.


Со словами «лечиться будем» узкоглазый сын тайги взобрался на камни, позвал меня. Он отрезал кусок сотового меда, на кончике ножа подал его мне.


— Ешь и запивай водой, — сказал он и, нагнувшись, сам стал ловить ртом струи, омывая бронзовое лицо и бородку в три волоса. А напившись, крякнул, отер синие губы рукавом белой рубашки и посидел, пощурился, поморщился, пожевал настынувшим ртом.


— Шибко кусачий, — потряс он плечами.


Я стал есть мед и запивать из ключа. Мед был тепл, а вода холодна до ломоты в зубах. Что такое мед — знает, пожалуй, всякий человек. Он душист и сладок, собран крошечными дольками с цветов. Но тот, кто захочет почувствовать его поэзию, пусть сделает так, как научил меня старый шорский охотник. Первый раз, когда я припал к ключу, мне почудился синий ленок — это-какое-то детски-ласковое глядение прямо в душу. Потом я окунался в белизну гречневого поля, в цветущие липы и васильки. Потом... хор запахов заіпел песню цветов...


И вот, завороженный таким образом, я стал слушать шорца и верить каждому его слову.

— Ты пошто сказывал, будто Ленин умер? — спросил меня Шушиначев строго. — Сам ищешь живого Ленина, а сам говоришь — Ленин умер. Значит, голова зовет одна сторона, сердце — другая сторона? Это шибко-шибко плохо!


И он ослепил меня своими крепкими фарфоровыми зубами, и долго улыбка не сходила с его бронзового лица.


А лесистые горы молчали, думали, думали мшелые камни под тихую песню цветов да играла, переливаясь, радуга.


Старый шорец указал на свою впалую грудь и повел бронзовой кистью руки вправо:


— Ленин здесь живет, Ленин там живет. Ленин весь мир живет!


И, набрав в горсть воды и роняя ее огненные капли к себе на колени, добавил:


— Ленин!


Указал на алый цветок в расщелине мшелых камней:


— Ленин!


Шорец рассказывал, будто Ленин когда-то давно-давно охотился в тайге и нашел этот ключ. Нашел и созвал сюда шорцев.


— Шоркижи! — сказал он. — Баи и шаманы врут, что если вы будете мыть лицо, то смоете счастье. Они хотят, чтобы вы остались слепыми.


Шорцы послушали Ленина, омыли глаза и не стало у них трахомы, и увидели они, что в горах родного края много железной руды и каменного угля, золота к белого мрамора. Они увидели дорогу к своему счастью...


Потом мы с Шушиначевым поднимались на высокую гору. Закат нас застал на ее вершине, когда внизу, насколько хватало глаз, лежала вечерняя тайга, лежала властно и вечно. Шорец курил трубку и щурился, глядя вдаль, пока не погас последний луч и не стали хорошо видеться сполохи кузнецких доменных печей, пока мериады огоньков-звездочек в непроглядной тьме необозримо зажглись вокруг.


Шорец поднялся и позвал меня.


— Зачем ты ищешь человека, который видел Ленина? — спросил он. — Гляди сам. Ленин живет!..


Шушиначев сказал громко, и его голос многократно повторила ночная тайга.


Живет... Живет... Многие любят ебаться в ванной, так как там сразу можно будет помыться после секса, но некоторые уединяются там для траха, потому что дома все комнаты заняты. Посмотрите порно в ванной По ссылке и вы поймете, что трахаться можно где угодно, лишь бы для этого было желание, а в ванной сношаться очень даже круто.